|
Редактор
как организатор редакционно-издательского процесса по сути дела влиял
и на формирование массива изданий.
На разработку принципов и подходов к редактированию прежде
всего оказало влияние издание художественной литературы. Особенности литературного
процесса, результатом которого, в конечном счете, является литературное
произведение - основной объект редакционно-издательской деятельности,
оказывали на последнюю самое непосредственное влияние. Перефразируя известное
выражение, можно утверждать, что это было время, которому, как никакому
другому, подходит суждение: "Скажи мне, где ты публикуешься или издаешься,
и я скажу, кто ты".
Авторский корпус (в широком смысле этого понятия) представлен
в этот период целым созвездием имен. Писатели создают в литературе, фигурально
выражаясь, неповторимо колоритную гамму всех цветов, тонов и оттенков.
Удивительна, например, литературная палитра И.А. Бунина, отличающаяся
свежестью "первого впечатления", виртуозным искусством художественной
детали и ассоциативным богатством самой художественной идеи. Значительной
популярностью пользуется Л.Н. Андреев с его попытками
проникнуть вглубь человеческой психики, философски осмыслить земное предназначение
человека, выразить сложные духовные коллизии жизни.
В прозе того времени возникает и так называемое неонатуралистическое
направление, наиболее определенно заявившее о себе в творчестве М.П. Арцыбашева. Не столько
пристальное внимание к "потаенным" сторонам человеческой жизни, сколько
откровенно точное их изображение, было непривычным и неожиданным.
Самобытное явление того времени - творчество А.М. Ремизова,
оказавшего значительное влияние на таких ярких писателей, как А.Н. Толстой, Е.И. Замятин,
В.Я. Шишков, Б.А. Пильняк, М.М. Пришвин. Наиболее
оригинальным в его художественной манере была тяга к глубинным пластам
народной лексики, использование в причудливой интерпретации мотивов и
фабулы сказок, легенд, притч, апокрифов. М.М. Пришвин, на протяжении
всей жизни вспоминавший А.И. Ремизова, как своего
учителя, однажды написал так: "Столбовую задачу Ремизова я бы теперь характеризовал
как "охрану русского литературного искусства" от нарочито мистических
религиозно-философских посягательств на него..." и "тенденциозно-гражданских
влияний..."
.
"Многоликость" авторского корпуса, наличие произведений,
демонстрирующих неповторимость и прелесть "отклонения от нормы", самобытных
и непохожих, яростно отрицающих друг друга и вместе с тем питающих друг
друга форм, - все это определяло и необходимость качественно новых оценок
в подходе к оригинальному литературному материалу.
На передний план перед редакторами выдвигается проблема
авторской индивидуальности,
решение которой требовало прежде всего свободы и широты воззрений на сам
акт литературного творчества, глубокого проникновения в суть художественного
явления, непредвзятого и тонкого анализа. Достичь этого далеко не всегда
удавалось даже крупнейшим писателям, профессионально занимавшихся редакторским
трудом. В частности, довольно явственно ощущается то "тенденциозно-гражданское
влияние", о котором писал М.М. Пришвин, в отзывах
В.Г. Короленко о рассказах
И.А. Бунина, напечатанных
под общим заголовком "Чернозем" в первом сборнике "Знание" за 1903 год
(вышел в 1904 году). В журнале "Русское богатство" (1904. - № 8) в статье
"О сборниках товарищества "Знание" за 1903 год" он так оценил бунинские
произведения: "Его "Чернозем" - это легкие виньетки, состоящие преимущественно
из описаний природы, проникнутых лирическими вздохами о чем-то ушедшем...
Эта внезапно ожившая элегичность нам кажется запоздалой и тепличной. Прежде
всего, - мы уже имели ее так много и в таких сильных образцах. В произведениях
Тургенева этот мотив,
весь еще трепетавший живым ощущением свежей раны, жадно ловился поколением,
которому был близок и родственен... И не странно ли, что теперь, когда
целое поколение успело родиться и умереть после катастрофы, разразившейся
над тенистыми садами, уютными парками и задумчивыми аллеями, нас вдруг
опять приглашают вздыхать о тенях прошлого, когда-то наполнявших это нынешнее
запустение... Вот то, что г-н Бунин только намечает
среди своих эллегических картинок..., те толки угрюмым шепотом о старом
и новом, которые делятся в сумраке вагона III класса, неясные серые фигуры,
- могло быть интересно. Но... случайно или неслучайно г. Бунин их не дослушал".
Совсем иначе оценил эти произведения И.А. Бунина А.П. Чехов, как известно,
как раз много писавший о "неясных серых фигурах", ездивших в вагонах III
класса. В письме к А.В. Амфитеатрову от 13 апреля 1904 года он сообщает:
"... Сегодня читал "Сборник" изд. "Знания", ... прочел там и великолепный
рассказ Бунина "Чернозем". Это
в самом деле превосходный рассказ, есть места просто на удивление, и я
рекомендую его Вашему вниманию"
.
Умение подавлять свое субъективное неприятие авторской
манеры как раз во имя ее сохранения, кроме широкой лингвистической подготовки
и обостренного чувства слова, необходимо было редакторам и при подготовке,
например, произведений А.М. Ремизова. В противном
случае можно сомневаться в том, остался бы нетронутым редакторским карандашом
вот такой, скажем, фрагмент, характеризующий своеобразный почерк писателя,
тяготеющего в лексике забытой и древней, но придающей описаниям неповторимый
колорит, создающий только им присущее настроение. "Затянули в буйвищах
устяжные песни. Веет с жальников медом и сыченой брагой" ("Посолонь",
1907 год).
Проблема авторской индивидуальности
более остро затрагивала и извечные нравственно-этические стороны литературного
творчества, в частности, вопросы самого выбора объектов художественного
исследования действительности, а также степени свободы в привлечении и
использовании средств освещения и интерпретации определяемой этими объектами
тематики произведений. В этом отношении достаточно показательно профессиональное
мнение В.Я. Брюсова, который
как редактор сформировался именно в начале ХХ века. О его позиции рассказывает
в своих воспоминаниях В.Г. Шершеневич.
"Я помню, - пишет он, - вечер в Политехническом музее.
Молодые поэты лезли из кожи вон для того, чтобы перещеголять друг друга.
Успех измерялся не силой аплодисментов, а силой свистков. Один молодой
поэт начал читать что-то неслыханное по похабности. Публика потребовала,
чтобы Брюсов, как председатель,
остановил развязного "творца". Брюсов привстал и сказал:
- В стихах можно писать о чем угодно... ("творец" ободрился)...
но, конечно, талантливо. Я прошу вас прекратить чтение, но не потому,
то тема непристойна, а потому, что стихи бездарны...! - Зал разразился
овациями по адресу Брюсова"
.
Противоборство идей, оплодотворяющих литературное творчество,
находит свое выражение и в столкновении разных подходов к оценке результатов
этого творчества. Особенно если они касаются писателей, работавших в нетрадиционном
ключе. С одной стороны, мы видим, что основополагающим критерием в суждениях
о мастерстве писателя выступает степень авторской одаренности, неординарность
творческих проявлений личности, но с другой - субъективно устанавливаемый
для нее некий нравственно-этический и идейно-художественный предел вмешательства
в жизнь. При этом отрицается и даже осуждается возможность иного, чем
это постулируется, авторского миропонимания и мироощущения, явленного
в литературном произведении.
Противоречивость оценок наиболее точно характеризует сам
процесс познания того или иного литературного явления, процесс полноправным
участником которого выступает редактор, создающий в сотворчестве с автором
новую, в данном случае, художественную информацию, и оказывающий прямое
влияние на ее восприятие читателем. О сложности этого процесса можно судить,
если привести высказывания двух великих писателей и редакторов - Л.Н. Толстого и А.А. Блока - о творчестве
одного из ярких представителей так называемой "неонатуралистической" школы
М.П. Арцыбашева.
Л.Н. Толстой не раз обращался
к произведениям этого писателя. После публикации в "Современном мире"
(1907, № 5-9) нашумевшего романа М.П. Арцыбашева "Санин"
в письме от 10-11 февраля 1908 года к одному из своих корреспондентов
из Киевской губернии М.М. Докшицкому он пишет: "Есть у него художественная
способность, но нет ни чувства (сознания) истинного, ни истинного ума,
так что нет описания ни одного истинного человеческого чувства, а описываются
только самые низменные, животные побуждения; и нет ни одной своей новой
мысли..."
.
Примерно через год в письме к М.А. Стаховичу (от 5
февраля 1909 года), который прислал Л.Н. Толстому первый
том рассказов А.П. Арцыбашева, вышедших
в 1908 году в издательстве "Жизнь", мы встречаем несколько иную оценку.
Л.Н. Толстой расценивает суждение М.А. Стаховича о рассказе
"Кровь", как "новое подтверждение верности вашего вкуса". "Хороши и другие
рассказы: "Гололобов", "Смех", "Бунт", - отмечает он, - если бы не общие
недостатки всех новых писателей: небрежность языка и самоуверенность.
Но во всяком случае, это человек очень талантливый и самобытно мыслящий..."
. Днем раньше (4 февраля 1909 года) он заносит в свой дневник: "Читал
Арцыбашева. Талантлив,
но та же неблаговоспитанная литературная небрежность, в особенности в
описаниях природы"
. Более определенной предстает точка зрения А.А. Блока. В статье
"О реалистах", написанной им в мае-июне 1907 года, он отмечал: " Арцыбашев - бесспорно
талантливый писатель и более сознательный, чем писатели - специалисты
революции... Удивительно, что погружаясь в стихию революции, Арцыбашев начинает чувствовать
природу, окружающие предметы, все мелочи - гораздо ярче и тоньше"
. Обращает на себя внимание и то, что недостатки, на которые указывает
Л.Н. Толстой ("небрежность,
в особенности в описаниях природы"), А.А. Блок относит к достоинствам
писателя, определяя их как умение тонко чувствовать природу, ярко изображать
детали окружающего мира.
|